Поделиться:
Изменения в сферах экономики и права можно условно разделить на два вида. В первом случае трансформация сопряжена с операционными рисками и динамикой обстоятельств на рынке — это общий контекст, который необходимо учитывать предпринимателю. Вероятность наступления таких рисков можно снизить за счет продуманного ведения бизнеса. Во втором случае можно говорить о естественных для бизнеса изменениях, связанных с человеческим фактором. Этих рисков нельзя избежать, но их стоит предусмотреть. Речь идет о смене поколения управленцев и собственников, когда у руля бизнеса встают их наследники и управляющие*.
Инструментарий отечественного наследственного права совершенствуется, отвечая на запрос современных собственников. В российское гражданское законодательство внесли актуальные для планирования наследования капиталов юридические конструкции:
Также устанавливаются правовые позиции судебной практики об определении права, относящегося к наследованию, и о применении оговорки о публичном порядке. Российские суды стабильнее принимают электронные доказательства, которые значительно улучшают ситуацию с доказыванием по трансграничным спорам. Можно отметить, что при известности направлений, в которых необходимо совершенствоваться, российское законодательство двигается в соответствии с общими трендами и запросом оборота.
Вопросы передачи больших состояний по наследству чрезвычайно актуальны. Российские предприниматели, отмечаемые в рейтинге Forbes, стареют, и как следствие, в ближайшее время встанут вопросы передачи активов молодому поколению собственников.
Позволяет ли инструментарий российского права сделать это без потрясения для активов, представляющих собой функционирующий бизнес? Готовы ли наследники принять управление и ответственность? А главное, как отцы-основатели видят будущее дела своей жизни после себя?
На первый вопрос можно уже уверенно сказать, что российский правопорядок обладает набором конструкций, позволяющих структурировать и передавать бизнес по наследству.
В свою очередь, вопрос готовности наследников вызывает озабоченность старшего поколения предпринимателей. Это становилось темой многих тематических дискуссий и предметом специальных образовательных программ и курсов (в «Сколково» и НИУ ВШЭ). Партнеры юридических фирм с практикой частных клиентов признаются, как нелегко инициировать в семьях, обладающих бизнес-активами, предметный разговор о преемственности.
Любопытно рассмотреть вопрос о действительных планах собственников в отношении своего капитала.
Во-первых, еще в начале прошлого века экономисты отмечали, что традиция передачи капитала наследодателя в кругу семьи ослабевает с ростом размера этого капитала. Чем больше бизнес наследодателя, тем меньше он руководствуется родственными связями при выборе преемника. Создателю бизнеса важно сохранить его работающим после своей смерти. Обеспечение высокого уровня жизни своих наследников как цель, разумеется, имеет место, но наравне с вышеназванной.
Во-вторых, в России возрождается и развивается благотворительность. Добившись успеха в карьере и материального благополучия, получив общественное признание, осознанные предприниматели находят для себя важным и даже необходимым передать ту или иную часть своего состояния на общественно полезные дела. И, наконец, в-третьих, многие предприниматели считают ошибочным предопределять судьбу своих наследников, передавая им огромное состояние родителей, а вместе с тем лишая самостоятельного пути. Этот тренд известен во всем мире.
Итак, все сказанное обусловило появление в российском правопорядке качественно новой конструкции — личного фонда (ст. 123.20-4 ГК).
Отечественный правопорядок знает российские (ст. 123.20-4–123.20-8 ГК) и международные личные фонды (§2 главы 3 закона «О международных компаниях и международных фондах»). Первые делятся на прижизненные и наследственные. Вторые — на редомицилированные и инкорпорированные, а также прижизненные и наследственные.
Одним из преимуществ конструкции личного фонда для крупных собственников нередко называется конфиденциальность владения активами. С одной стороны, фонд, как юридический собственник, скрывает фигуру собственника экономического, по чьим правилам или для чьего блага осуществляется управление имуществом. Однако, с другой стороны, обособление имущества посредством юридического лица влечет высокую степень доступности информации о структуре владения и составе обособляемого таким образом имущества по сравнению с договорными или вещно-правовыми конструкциями (к числу которых относится, например, траст). Как минимум, информация доступна публичным органам, а также по обоснованным запросам в рамках публично-правовых процедур.
Конструкция, которая предназначена пережить своего создателя. Фонд может создаваться на основании завещания. В этом случае наследодатель не имеет возможности при своей жизни увидеть, как функционирует выбранная им форма организации капитала, что необходимо улучшить или изменить в правилах ее деятельности. Кроме того, как при любом завещании, встает небезызвестная проблема обязательной доли, регулирование которой претерпело серьезные изменения именно в связи с появлением в гражданском праве конструкции личного фонда (п. 5 ст. 1149 ГК).
В отличие от некоторых иных способов обособления имущества, например ПИФ (ст. 60.1 закона «Об инвестиционных фондах»), закон не предъявляет особых требований к управляющим личными фондами. С точки зрения закона, он может не быть профессиональным управленцем. Тем не менее организация продуманной системы управления фондом — ключевая задача, решаемая учредителем.
Эффективность корпоративного управления фондом следует рассматривать как минимум с двух сторон. Во-первых, эта система должна позволять учредителю фонда отстраниться от участия в операционном управлении активом. Разрыв собственности в экономическом смысле и управления — ключевая характеристика конструкции, на которой строится идея исключения имущества личного фонда из-под требований личных кредиторов учредителя, а также недоступности личного имущества учредителя требованиям кредиторов фонда. Как только кредиторы смогут поставить под сомнение отстраненность учредителя от управления фондом, сразу возникнет вопрос о действительности действий по созданию этой конструкции, консолидации имущественных масс учредителя и фонда и их перекрестной субсидиарной ответственности.
Во-вторых, в фондах рано или поздно возникает ситуация, когда учредитель не сможет участвовать в формировании персонального состава органов управления. Следовательно, внутренние документы фонда должны знать соответствующий порядок. Учредитель устанавливает его на стадии разработки устава и условий управления фондом (п. 1 ст. 123.20-7 ГК).
Фонд — это еще и квинтэссенция агентской проблемы, хорошо известной корпоративному праву. В условиях когда собственник отдаляется от управления, возрастает риск оппортунистического поведения наемного менеджера. Механизмы снижения этого риска и способы защиты интересов имущества фонда при допущенных менеджером нарушениях — это еще один блок вопросов, которые требуют детальной регламентации учредителя при создании конструкции.
Выгодоприобретатели могут привлекаться к управлению, но границы их участия ограничены законом. Так, выгодоприобретатель наследственного фонда не может выступать в качестве единоличного исполнительного органа наследственного фонда или члена коллегиального исполнительного органа наследственного фонда (абз. 2 п. 2 ст. 123.20-7 ГК). Кроме того, возможны ситуации, когда в определенный период у фонда не будет персонализированных бенефициаров.
Применительно к личным фондам закон установил правило о безусловной субсидиарной ответственности учредителя по долгам фонда в течение трех лет (или в исключительных случаях — пяти лет) с момента создания (п. 6 ст. 123.20-4 ГК). Зеркально отвечает и фонд. На наш взгляд, правило об ответственности фонда по долгам учредителя, не связанным с фондом, представляет собой балансир, предложенный законодателем для защиты интересов кредиторов учредителя. Учредитель же несет ответственность своим личным имуществом по обязательствам фонда как своего рода залог (обещание) правильности своего бизнес-решения об обособлении активов в фонд. Эта ответственность точно не связана с сохраняющимся вопреки идее конструкции контролем учредителя над фондом, поскольку при такой фактуре ответственность учредителя будет базироваться на доктрине контролирующего лица, хорошо разработанной в банкротстве, и не ограничена временными рамками.
Нельзя не признать, что, с одной стороны, нормы о перекрестной ответственности учредителя и фонда направлены на защиту интересов и поддержание стабильности оборота в целом. Но с другой — создают неопределенность статуса этих субъектов в отношениях со своими кредиторами. Представим ситуацию, когда контрагенты фонда, вступающие с ним в сделки и рассчитывающие на имущество фонда как на гарантию получения исполнения, оказываются в одной очереди с личными кредиторами учредителя фонда, требующими обращения взыскания на то же имущество фонда, хотя их требования с его деятельностью никак не связаны. Справедливо ли возлагать такой риск на кредиторов фонда? Следует ли им осуществлять мониторинг финансового состояния учредителя фонда-контрагента, чтобы прогнозировать изложенную ситуацию?
Принято говорить, что обособление имущества в личный фонд — это его защита. От кого? Очевидно, что через личный фонд собственник может скрыть часть активов от своих кредиторов. И эта цель сама по себе спорна, поскольку подрывает принцип ответственности должника по долгам всем своим имуществом. Тем не менее при определенных условиях, с оговорками и балансирами правопорядок дает собственникам возможность обособить часть своих активов, придать им самостоятельную цель участия в обороте и спасти от личных кредиторов. С точки зрения экономического анализа права идея ограниченной ответственности несет много пользы для оборота. Далее можно назвать защиту «от самого себя»: передав функцию управления имуществом профессионалу, собственник защищает актив от своих неразумных решений. Сюда же часто относят защиту от неразумного и непрофессионального управления наследников, которые, получив состояние, не всегда способны им распоряжаться, договориться друг с другом о судьбе полученного бизнеса. С такими проблемами столкнулись наследники основателя Natura Siberica и главы одного из крупнейших российских молочных производств — «Ростагроэкспорта».
Запрет на переход по наследству прав выгодоприобретателей (п. 2 ст. 123.20-6 ГК), а также невозможность обращения взыскания на эти права по долгам или иное отчуждение (п. 1 ст. 123.20-6 ГК), на наш взгляд, не связаны с защитой имущества фонда. Названные положения представляют иную плоскость проблемы, поднимая вопрос о правовой природе прав выгодоприобретателей личного фонда. Они не оборотоспособны в отличие от корпоративных прав. Кроме того, переход прав бенефициаров к третьим лицам и, значит, «служение» имущества фонда их интересам могут не соответствовать воле учредителя фонда, в то время как кристаллизация и соблюдение этой воли составляет смысл конструкции. Наследники выгодоприобретателей, например внуки учредителя фонда, могут стать выгодоприобретателями не в порядке правопреемства, а на самостоятельном основании, предусмотренном в условиях управления фондом, когда сам учредитель указал своих внуков в числе будущих бенефициаров фонда.
Регулирование личных фондов содержит крайне мало «дефолтных» положений, то есть таких, которые будут применяться, если учредитель не предусмотрит специальные правила в уставе, правилах управления и иных документах фонда. Задав общие правила конструкции, законодатель оставил их детализацию собственнику — пользователю конструкции, что соответствует истинно частному характеру возникающих отношений. «Зарегулированность» в частном праве представляется куда более опасной тенденцией, нежели отсутствие детальных правил конструкции, притом что закон прямо предлагает предусмотреть их при учреждении фонда.
Личный фонд — это инструмент для обособления активов, находящихся прежде всего в российской юрисдикции. Представляется, что в настоящее время управление иностранными и российскими активами с помощью одного правового инструмента, одной правовой конструкции неэффективно и влечет больше рисков, нежели пользы и экономии.
«Нотариус, которого привлекают при создании личного фонда, проверяет «чистоту» и принадлежность того имущества, которое учредитель передает фонду, отчет о его рыночной оценке и многое другое. Как видно по данным из ЕГРЮЛ, личные фонды начинают появляться не только в столичном регионе, но и в других субъектах страны. Уже зарегистрирован личный фонд в Перми. По информации нотариусов, бизнесмены приходят к ним на консультации и в других городах.» — Екатерина Лексакова, нотариус Москвы.
Также появляется практика, когда нотариуса привлекают не только на этапе создания личного фонда, но и в процессе передачи этому фонду имущества. В конце 2022 года такой случай был у московского нотариуса Екатерины Лексаковой. Закон не содержит детальной механики передачи имущества личному фонду. Дарение или пожертвование, например, имеют другую правовую природу, поэтому нотариус разработал договор безвозмездной передачи имущества специально под данную ситуацию. По словам Лексаковой, у регистратора никаких дополнительных вопросов не возникло, регистрация перехода права прошла в установленные учредительными документами сроки.
Российская модель личного фонда, в сущности, преследует те же цели, что и траст в Англии и доверительное управление (Treuhand) в Германии. Рассматриваемая правовая конструкция позволяет отрегулировать управление собственностью, обеспечив надежность функционирования бизнеса в долгосрочной перспективе. Личный фонд, подобно англосаксонскому трасту и трастоподобным конструкциям в условиях континентальной правовой семьи, позволяет защитить обособленное имущество как от самого учредителя, так и от его кредиторов. Ограничение власти собственника над активом (та самая отстраненность от операционного управления) приводит к тому, что имущество может служить своей цели — оно становится обособленным*.
Дальнейшему исследованию, очевидно, должны подвергнуться механизм ответственности участников правоотношений, возникающих в связи с созданием фонда, перед различными группами кредиторов, а также точечная настройка данной правовой конструкции*.
Материал подготовлен на основе статьи Е. И. Червец «Личный фонд — терра инкогнита российского законодательства о юридических лицах?» (Юрист. 2023. № 4), которая готовится к публикации.
* Червец Е. И. Способы имущественного обособления и личное банкротство // Legal Insight. 2021. № 8 (104).
Источник: Право.ru