«Санкционное давление вызвало ощутимые перемены в судебной практике»

О правовых последствиях моратория на банкротство и санкционного давления на сибирские угольные и энергетические компании, а также признания майнинга криптовалют предпринимательской деятельностью «Интерфаксу» рассказала руководитель практики «Энергетика и природные ресурсы» коллегии адвокатов «Регионсервис» Яна Кизилова.

— Яна Геннадьевна, Вы более 16 лет представляете интересы крупных энергетических сетевых компаний, угледобывающих холдингов и других предприятий сектора ТЭК. По Вашему мнению, какие юридические вопросы в сфере энергетики и природных ресурсов являются сегодня наиболее актуальными для российского и, в частности, кузбасского бизнеса?

— Российский ТЭК одним из первых пострадал от санкционного давления, столкнувшись с беспрецедентными вызовами, когда западные компании начали отказываться от обязательств по договорам. Появился риск неисполнения крупных инвестпроектов, роста числа аварийных ситуаций, сокращения или даже приостановки добычи полезных ископаемых. Спустя год могу сказать, что эти отрасли справились. Бизнес быстро переориентировался в сторону Азии – Китая, Индии, Объединенных Арабских Эмиратов. Мы это замечаем по обращениям компаний. Так, если весной и летом 2022 года мы получали очень много запросов как раз в связи с неисполнением договоров, то сейчас у нас уже больше запросов именно на разработку новых контрактов с Китаем, сопровождение уже действующих сделок. Компании из энергетического сектора приходят к нам уже с более привычными обращениями – возмещение имущественного вреда в результате аварийных ситуаций, бездоговорное потребление.

— Какая отраслевая специфика в связи с санкционными вызовами была у энергокомпаний и угольщиков?

— На мой взгляд, от санкций больше всего пострадал угольный сектор, поскольку горно-шахтное оборудование (ГШО) находится под санкциями с 2014 года. К тому же сложность состоит ещё и в том, что пакет санкций постоянно расширяется. Недавно мы столкнулись с ситуацией, когда контрагенты из «недружественной страны» готовы были исполнить контракт, но к моменту поставки выяснилось, что часть оборудования попала под санкции, и поставщики его отгрузить не могут. Сейчас этот спор разрешается в судебном порядке.

В целом ситуацию во многом смягчил тот факт, что компании-поставщики, с которыми заключали договоры российские угольщики, хотя и являются организациями с иностранным участием, находятся на территории РФ. Соответственно, они полностью в юрисдикции российских судов, и в случае неисполнения контракта имеется возможность в судебном порядке обязать их исполнить сделки либо начислить судебную (астрент, начисляется вплоть до исполнения решений суда) или договорную неустойку. В нашей практике есть примеры как понуждения к исполнению контракта, так и начисления астрента.

Хотелось бы обратить внимание на изменения, произошедшие в судебной практике. Законом не предусмотрено, что санкции являются форс-мажором и основанием для освобождения от штрафов в случае неисполнения обязательств. Но, когда в отношении РФ начали применяться достаточно жёсткие ограничения, буквально в течение нескольких месяцев сформировалась положительная практика: суды стали признавать санкции форс-мажором либо существенным изменением обстоятельств и освобождать российские компании от исполнения обязательств по договору либо от санкций за их неисполнение. Чего нельзя сказать про иностранные компании, которые уклоняются от исполнения обязательств перед российскими контрагентами, ссылаясь на санкции.

Сложными по механизму реализации являются споры о понуждении к исполнению договоров в тех случаях, когда контрагенты находились на территории западных стран. Потому что в этом случае, даже если сторона получает решение суда об обязании исполнить договор (например, о поставке оборудования), то добиться его фактического исполнения на территории иностранного государства весьма проблематично.

— Среди тем, с которыми в «Регионсервис» обращается бизнес, Вы назвали, в том числе, бездоговорное энергопотребление. С чем это связано? Со стороны кажется, что всё вроде бы просто – не нарушай законодательство, не будет проблем…

— Споры по бездоговорному потреблению являются результатом не только несанкционированного подключения к электросетям, они могут коснуться и добросовестных потребителей. Например, компания, которую мы консультировали по данной проблеме, столкнулась с тем, что на её оборудовании была повреждена пломба. В ходе внеплановой проверки прибора учета сетевая организация установила данное обстоятельство и составила акт о неучтенном (безучетном) потреблении электрической энергии.

Особенность таких споров состоит в том, что, как только энергетики устанавливают малейший факт, который может свидетельствовать о бездоговорном потреблении электроэнергии, они предъявляют требование об оплате безучетного потребления электроэнергии, рассчитывая ее объем расчетным способом, то есть исходя из максимально возможного использования мощности, как если бы электроэнергия тратилась 24 часа в сутки 7 дней в неделю. Соответственно, в такой ситуации у компании, даже если она является добросовестной, нет другого выхода, кроме как обжаловать это требование в суде.

Я всегда считала, что в таких ситуациях не соблюдается баланс интересов, и штрафные санкции несоразмерны возможной вине потребителя. В связи с этим особенно отрадно констатировать, что в последние 2-3 года судебная практика по таким спорам начала меняться. Так, например, нашему доверителю удалось добиться снижения начисленного штрафа в 10 раз. Суд учёл все обстоятельства по делу, в том числе статистику потребления электроэнергии: на протяжении нескольких лет предприятие потребляло определённый объём мощности, и с момента повреждения пломбы он не увеличился. Энергия в таких гигантских объёмах (24 часа в сутки 7 дней в неделю) просто не нужна, при условии, что потребитель не подключает новые мощности (к тому же, у компании был отключён один цех). Кроме того, суд учёл, что рабочий день на предприятии с 8 до 17. Соответственно, потребления электроэнергии в ночное время не бывает. Учитывая все эти обстоятельства, суд уменьшил сумму штрафа в 10 раз, признав математически верным расчёт энергетиков, но применив ст. 333 ГК РФ, которая предусматривает право суда уменьшить неустойку, явно несоразмерную последствиям нарушения обязательства. Такая поддержка со стороны судов – ощутимая помощь для предприятий, особенно в текущей неспокойной экономической ситуации.

Аналогичных дел, где суд бы серьёзно снизил выставленный энергетиками штраф, по моим данным, пока можно насчитать не больше пяти за 2-3 года. Тем не менее, важно, что такие прецеденты созданы, и практику можно нарабатывать. Конечно, в России не прецедентное право, однако часто судьи в решении, чтобы подкрепить обоснованность своего судебного акта, ссылаются на судебные акты судов других регионов. Так формируются единые подходы к разрешению споров в масштабах нашей большой страны.

Отмечу, что сейчас в отношении всех отраслей экономики судебная практика направлена на то, чтобы установить баланс интересов, не допустить банкротств предприятий. Это касается и санкций, и бездоговорного энергопотребления, и моратория на банкротство. Думаю, это во многом связано с изменениями во внешнеполитической ситуации.

— Каким образом эта тенденция проявилась в связи с мораторием на банкротство?

— Мораторий вводился для защиты интересов должников и предусматривал запрет на взыскание штрафных санкций. Однако получилось так, что в результате начали страдать кредиторы, поскольку некоторые должники, воспользовавшись ситуацией, стали хуже выполнять свои контрактные обязательства.

Сначала суды подходили к таким ситуациям формально, отказывая кредиторам в их требованиях со ссылкой на мораторий, однако спустя какое-то время, наблюдая не всегда добросовестное поведение должников, суды начали менять подход. Так, например, если судьи видели, что должник продолжает предпринимательскую деятельность, его активы не снижаются, и оборот денежных средств растёт, то часто они отказывали в применении моратория и начисляли штрафы. Мы даже встречали такой интересный случай, когда судья проанализировал страничку компании в соцсети и увидел, что покупатель активно рекламирует и продаёт товары, за приобретение которых не рассчитался с поставщиком. В результате суд не стал освобождать должника от ответственности за неисполнение договора, поддержав требования кредитора.

В моей практике было дело, которое можно назвать «революционным». Суд первой инстанции не применил к должнику-заказчику мораторий, чтобы защитить компанию-подрядчика, поскольку должник не осуществлял основную деятельность в наиболее пострадавших отраслях экономики. Апелляционная инстанция не согласилась с таким решением и в 6 раз снизила неустойку, которую взыскивал контрагент с нашего доверителя. Апелляция мотивировала это тем, что ответчик пострадал от обстоятельств, послуживших основанием для введения моратория. Интересной здесь является более адресная защита, более широкая, чем предусмотрено мораторием. Фактически, апелляционный суд сделал исключение. При этом его решение устояло в кассации, а точку в данном споре поставил Верховный Суд РФ, отказав контрагенту в передаче жалобы на рассмотрение судебной коллегии.

Данный случай свидетельствует о том, что суды готовы применять адресно меры мораторной защиты и уже делают небольшие шаги в сторону защиты должников, на которых формально мораторий не распространяется, но чьё финансовое состояние ухудшилось. В нашем случае суд справедливо учел, что негативные обстоятельства, с которыми связано введение моратория на банкротство, оказали влияние на гораздо больший круг экономических субъектов, и формальное применение правил о моратории несправедливо по отношению к добросовестным компаниям.

— Оцените, от моратория всё же было больше пользы или вреда?

— Думаю, всё зависит от отрасли. Угольщиков мораторий, наверное, в большей степени поддержал. Что касается энергетиков, то, думаю, им не очень понравилось. От взыскания штрафных санкций были освобождены физлица и управляющие компании, в результате с момента введения моратория энергокомпании стали фиксировать очень резкий рост задолженности, а это, в свою очередь, создало риск невыполнения инвестпрограмм, ремонтных работ, потенциально создало основания для роста аварийных ситуаций.

— Ещё одна актуальная тема, которую Вы назвали, – энергоаварии и возмещение причинённого ими вреда. На чью сторону в таких ситуациях чаще встаёт суд?

— По общему правилу всегда отвечает собственник сетей, не важно какая была причина аварии. При этом перед потребителем будет отвечать то лицо, с которым у него заключён договор на поставку электроэнергии. Уже после того, как гарантирующий поставщик возместит ущерб (в случае, если он присуждён судом), у него возникает право регресса к собственнику сетей, а у собственника сетей – к лицу, в результате чьих действий причинен ущерб. Например, если в результате ремонтных работ была повреждена опора ЛЭП, вследствие чего произошло отключение электроэнергии и оказалось повреждено имущество потребителя, то будет возмещать ущерб компания, осуществлявшая такие работы. Однако если речь идёт об опасном производственном объекте, важно, чтобы потребитель правильно выбрал категорию надежности подключения, которая определяет качество поставки электроэнергии и, в частности, такие параметры, как возможность отключений электроэнергии. Если категория выбрана неверно, то, как правило, вина будет на стороне потребителя. В целом логика такая, но бывают и исключения.

В практике «Регионсервиса» есть очень интересный спор, и я считаю его показательным в плане распределения вины от энергоаварии, которая нанесла имущественный вред. Спор разворачивался в нескольких судебных делах и касался завода в Новосибирске.

В рамках первого дела собственник завода предъявлял энергетикам иск о возмещении ущерба, поскольку в течение двух лет он фиксировал провалы в электроснабжении производственного оборудования и, по мнению предприятия, это стало причиной повреждения оборудования. Особенность этого спора заключалась в том, что провалы соответствовали ГОСТу – и их количество, и их протяжённость (они занимали долю секунды). На этом основании гарантирующий поставщик все два года не реагировал на обращения потребителя, поскольку качество поставляемой электроэнергии соответствовало заявленной категории энергоснабжения. Вместе с тем, суд тогда признал обоюдную вину и указал, что следовало всё же выезжать и проверять энергооборудование.

Затем появилось второе дело. Причиной стала авария в сетях, в результате которой произошло отключение электроэнергии на срок около двух часов, и, по данным завода, из-за этого часть производственного оборудования вышла из строя. В ходе разбирательства суд установил, что при заключении договора предприятие выбрало категорию надёжности, которая не предполагала бесперебойное электроснабжение и, более того, допускала возможность отключений. Соответственно, здесь мы строили защиту на том, что потребитель, имея опасный производственный объект в собственности, должен был позаботиться о выборе правильной категории снабжения. И если категория надёжности была указана неправильно, то здесь уже вины гарантирующего поставщика и сетевой организации нет. Суд тогда полностью отказал заводу во взыскании ущерба.

Моё мнение – любой потребитель, имеющий в собственности опасный производственный объект, обязан сам при проектировании предусмотреть ситуации возможного отключения электроэнергии и, если они могут повлечь ущерб или угрозу жизни и здоровью работников, установить резервные источники питания, потому что полностью исключить вероятность аварии невозможно. Например, в случае с новосибирским заводом причиной аварии стала белка, которая попала на трансформаторную подстанцию.

— Для части компаний энергетического сектора (наряду с торговлей и машиностроением) указом президента РФ с января 2023 года принят новый порядок корпоративных решений. Им разрешили не учитывать голоса лиц из недружественных стран при определении кворума и результатов голосования в случае, если в отношении контролирующего лица или бенефициарного владельца введены зарубежные санкции или ограничения. Данное решение также действительно, если лицам из недружественных стран принадлежит не более 50% размера уставного капитала российской компании и объем выручки за 2022 год превышает 100 млрд рублей. По Вашему мнению, чем объясняются такие изменения? Необходимо ли распространить его также и на другие отрасли (помимо энергетики, машиностроения и торговли)?

— Насколько я знаю, под действие этого указа попало всего около 14 хозяйственных обществ. Причина этого предельно ясна – это самые крупные налогоплательщики, которые оказывают наибольшее влияние на экономику РФ, и которых нужно было защитить в первую очередь.

Прописанный указом порядок существенно ограничивает нормы корпоративного права в части защиты прав иностранного участника либо акционера на участие в собраниях, принятие корпоративных решений. Я полагаю, что такой порядок вполне обоснован, поскольку без него была бы парализована деятельность этих компаний. Они не могли бы принять корпоративные решения, начиная от выбора директора, продления его полномочий, и заканчивая заключением контрактов, утверждением бизнес-планов и стратегии развития.

Насколько я знаю, Ассоциация банков России также обращалась за поддержкой, с просьбой распространить спецпорядок на кредитные организации, однако Банк России счёл, что здесь могут быть отдельные случаи злоупотребления.

По моему мнению, компании других отраслей, имеющие в составе иностранных участников, тоже нуждаются в такой защите, однако для них необходимо четко прописать условия, при которых решения могли бы приниматься без учёта мнения иностранного акционера. Например, если будет установлено, что акционер или участник уклоняется от принятия решений, от участия в собраниях, полностью устранился от хозяйственной деятельности общества либо осуществляет свои права во вред обществу, вот тогда можно отстранить данного участника от управления и принимать решения без учёта его голоса, но не во вред ему и компании.

Еще до выхода указа мы с коллегой по практике «Энергетика и природные ресурсы» подготовили для журнала Legal Insight статью о разрешении такой ситуации с применением института замещения воли. Законодательно он не установлен, однако несколько дел, где он применялся судами, в практике имеется. Как это работает: допустим, если лицо устранилось от участия в собраниях и без его голоса невозможно принять решение, то в судебном порядке можно потребовать признания такого решения принятым без учёта голоса этого лица. В статье мы писали о том, что такой институт должен применяться, однако это весьма трудоёмкий и долгий процесс, с небольшим количеством удовлетворенных исков. Учитывая текущую направленность государственной политики на защиту интересов российских компаний, в том числе путем замещения воли иностранных участников, сейчас подходящее время для изменения практики. Ориентируясь на введенный спецпорядок, суды могут в «ногу со временем» замещать волю иностранных участников в судебных спорах между ними и российскими компаниями, которые пусть и не подпадают под критерии указа, но нуждаются в той же защите.

— Какие юридические запросы ещё получает «Регионсервис» от крупных промпредприятий? Так, Кузбасс стал первым регионом, где владелец крупной угольной компании оказался в СИЗО после серьёзного ЧП с человеческими жертвами. Повлекло ли это запросы от бизнеса к юридическому сообществу о вариантах минимизации ответственности собственников бизнеса в случае ЧП?

— Да, действительно, количество обращений от компаний по вопросам, связанным с промбезопасностью, возросло, по большей части, это обращения за консультациями. Собственников и топ-менеджмент интересует, каким образом будет распределена ответственность при возникновении несчастного случая в результате нарушения норм промбезопасности при эксплуатации опасного производственного объекта. Что такое несчастный случай, как распределяется ответственность в рамках проведения проверок контролирующими органами, – компании сейчас прорабатывают эту тему «на опережение». Уголовная практика «Регионсервиса» анализирует запросы клиентов, а наши адвокаты активно участвуют в круглых столах и семинарах как квалифицированные специалисты по данной тематике. В июне круглый стол по этой и другим актуальным для бизнеса темам был проведен нами в рамках международной специализированной выставки «Уголь России и Майнинг» в Новокузнецке.

— Как Вы считаете, решится ли проблема «серого» майнинга в регионах, если правительство РФ признает добычу криптовалюты предпринимательской деятельностью? Каким критериям должен отвечать такой бизнес? Насколько сильна сейчас юридическая позиция энергетиков, которые через суд выигрывают дела у майнеров, пересчитывая им потребленную энергию по коммерческому тарифу?

— В результате признания генерации криптовалюты предпринимательской деятельностью «побелеет» лишь часть «серого» майнинга. Потому что проблема, главным образом, состоит в том, что майнеры ведут себя недобросовестно и подключают достаточно мощное оборудование под видом потребителей-физлиц. Да, пока этот вид деятельности не приравнен к предпринимательской, но это никак не препятствует заключению договоров с энергокомпаниями.

В Иркутской области энергетики уже внедрили особую систему: если фиксируют увеличение мощности по жилым домам, направляют туда инспектора. Он проверяет оборудование, которое подключено к точкам поставки электроэнергии, и если видит, что оно соответствует критериям оборудования для майнинг-фермы, пересчитывает расход электричества по бизнес-тарифу. К компаниям аналогично приходят с проверкой, когда обнаруживают увеличение мощности и расхода. Если в ходе проверки сетевая организация устанавливает, что потребляемая мощность выше заявленной, составляют акт бездоговорного потребления и насчитывают штраф.

Полагаю, что юридическая позиция энергетиков сильна, но не бесспорна. Как физлицо, так и компания могут отстаивать позицию в суде, оспаривать расчёты и выводы сетевиков. Тонкий момент состоит в том, что инспектор – не профессиональный специалист по оборудованию для майнинг-ферм, равно как и адвокаты, и судьи. Рост потребления электричества у физлица может быть связан, например, и с низкими температурами в холодное время года. Моё мнение – по таким спорам всё будет уходить в судебную экспертизу. Пока нет четкой правовой базы, считаю, что весь вопрос будет в квалификации оборудования – использовалось ли оно для майнинга.

Более того, некоторые сетевые организации работают на опережение: если видят какой-то незнакомый энергоприбор, отправляют его на экспертизу и таким образом пытаются упрочить свою позицию до суда. Кстати, любой потребитель также вправе участвовать в этой процедуре. Сейчас активная фаза формирования энергетиками судебной практики по данной категории споров, и число дел заметно растёт. Есть даже уголовные приговоры, хотя их и немного, они выносятся в соответствии со ст.165 УК РФ – причинение имущественного ущерба путём обмана и злоупотребления доверием.

Так или иначе, если майнинг криптовалют – это уже целая сфера деятельности, то, на мой взгляд, её целесообразно приравнять к предпринимательской. Получаете доход – декларируйте, платите налоги. Другой вопрос, что, возможно, с этим законопроектом уже несколько опоздали: майнинг — уже не такая прибыльная деятельность, как пару лет назад. Кроме того, с учётом запрета криптовалюты в РФ как средства платежей и расчётов перспективы её неясны.

Если у вас есть какие-либо вопросы по этому материалу, свяжитесь с нами любым удобным способом:
Яна Кизилова
Руководитель практики
«Энергетика и природные ресурсы»